Церковь и СМИ Украины обречены сотрудничать

— Вахтанг, существует утверждение, что журналист не только влияет на общественное мнение, но и формирует его. Насколько это действует в Украине?

— Начнем с того, что есть разные виды журналистики. Так, например, в информационной журналистике задание корреспондента и его редактора — сообщить о том, что, где и когда произошло. Потому можно сказать, что их влияние на общество — это своевременно и полно сообщать о событиях. Это азбука.

Другое измерение журналистики — это анализ. В этом случае журналист соотносит то, что он увидел, с тем, что может произойти, или с тем, что уже было. Он делает обобщающие выводы: что это может значить в мировом измерении, как это отобразится на жизни отдельной личности, общества или, например, какого-то сообщества. То есть выводит общее из частного, или, напротив, суживает глобальную проблему к проблемам конкретных людей.

Есть также публицистика, когда человек имеет право в рамках жанра и формы, сказать свое слово о наболевшем — потому что хочу и имею, что сказать. Это еще один вид журналистики, в котором позволяется говорить: “я думаю”, “я ожидаю”, “я уверен”, “я ненавижу” и т.д.

И в каждой из этих разновидностей профессии у журналиста всегда есть право на свободу действий. Писать или не писать, указывать факты или лучше промолчать, искать дополнительные аргументы или обойтись привычным набором профессиональных «формул».

В свое время, работая в “Киевских ведомостях”, столкнулся с уникальным видом искажения фактов. После одного из массовых митингов акции “Украина без Кучмы”, на фоторепортаж в газете была наложена цензура: в фотошопе зарисовывали лозунги оппозиции и налагали другие. И митинг, который был против Кучмы, на страницах газеты выглядел, как митинг за тогдашнего президента. То есть здесь на самом первичном уровне происходило искажение информации. Ну и, конечно, от такого преднамеренного искажения событий общество получает не те “послания” и неадекватно, искривлено воспринимает то, что происходит вокруг или, напротив, является глубинным.

Задание журналистики в каждом из этих направлений является разным: в одном — сообщить, во втором — обосновать, а в третьем случае — зацепить, сориентировать и не навредить. Потому что, очевидно, когда ты говоришь “я думаю”, “я надеюсь”, то ты должен говорить правду, которая, словами Леси Украинка, “освобождает”. Часто эта правда бывает болезненной.

Вот в таком смысле, приходя в журналистику, ты всегда должен помнить, что выполняя свою работу, должен постоянно думать о том, “как слово твое отзовется”. Это, конечно, азы, с которыми знакомят на факультетах журналистики. Но нередко люди, сталкиваясь с реальностью, и эти элементарные азы отбрасывают, и подстраиваются под условия, которые выставляют редакторы, продюсеры, издатели, начальники разного уровня. Они начинают действовать так, как требуют, защищать, условно говоря, “корпорацию”, а не общество. И это, собственно, главный вызов, который стоит перед журналистами, — приходя на работу в какую-то редакцию ты принимаешь ее “правила” (в газетах “Бандеровец”, “Сегодня” или “Коммунист” — они, конечно, разные), но ты должен всегда помнить, что есть большая ответственность, чем перед издателем и директором, это ответственность перед читателями, зрителями, слушателями.

— Выходит, что журналист попадает в непростую ситуацию. Как же ему лавировать между начальством и своими читателями? Руководствоваться собственной совестью?

— Здесь нет единого ответа, потому что то, что Вы называете совестью, у каждого свое. Самые одиозные представители нашей профессии также убеждены, что у них есть совесть и они действуют, исходя из определенной аморальной, но логики. Они говорят так: “Я не верю в абстрактное добро. Если эта работа дает возможность обеспечивать мою семью, это уже хорошо. И моя совесть чиста”. То есть есть и такой подход, когда отбрасываются любые нормы, вместо этого остается рассуждение: если хорошо мне, то, значит, это добро.

Я думаю, что слово “совесть” в целом здесь не должно звучать. Потому что совесть — это очень причудливая категория. И я не уверен, что у всех она существует. И я не буду настаивать, есть ли она у меня... Вместо этого определены правила жизни, которые журналист должен учитывать в своей деятельности, использовать, и временами даже защищать. Так, например, у врача есть правило — не “навреди”. У священника одно из важных правил — не изменять тайне исповеди. Правило госслужащего — хранить служебные тайны. Так же и у журналиста определены правила, через которые он не имеет права переступать в любом случае. Следовательно, правило журналиста номер один — не фальсифицировать факты. Если на мероприятии было 20 человек, то ты не можешь написать — двести или десять. Если ты сам этого не видел, то должен проверить, и часто не раз. Потому что здесь дело не в совести, а в сути профессии — собирать и “упаковывать” новости. Это что-то наподобие того, что любой профессиональный врач моет руки перед операцией, а мужчина носит штаны и имеет усы...

И при этом наши идеологические, политические, конфессиональные установки должны играть как можно меньшую роль в тональности новости или вообще возможности этой новости увидеть мир.

Наши читатели также должны знать, кто нам и за что платит заработную плату. Потому, например, “Украинская правда” делает правильно: когда ее репортер летает в командировку, сопровождая высокое должностное лицо или олигарха, то в конце статьи написано, за чьи средства оплачено путешествие. И это не зависит от того, в каком духе написан материал: в критическом, или, напротив, положительном. И это, повторяю, не дело совести, это дело профессиональной этики. Конечно, слова можем подбирать разные — это дело таланта, настроения, редакционных стандартов в конечном итоге.

Работая журналистом я часто спорил с редакторами, а став редактором, спорил с подчиненными относительно того, что личное отношение не должно мешать объективности. Например, я имею антикоммунистические взгляды. Но это не мешало мне давать задание брать интервью у лидеров Компартии или делать обзоры ее деятельности. Как человек я имею право на эмоцию, но как профессиональный журналист я не имею права отобрать у читателя возможность получить эту информацию и сделать собственные выводы. Понятно, редактор имеет инструменты для нюансирования — версткой, подбором фотографий, послесловием, заглавием, сокращением и тому подобное.

Конечно, партийные, конфессиональные, отраслевые или корпоративные издания подают информацию не так сбалансировано как медиа широкого пользования, но это по определению. И вы, идя туда на работу, или покупая как потребитель, понимаете это. Потому что, действительно, тяжело себе представить, что издание Партии регионов продвигает идеи Народного Руха, или журнал УГКЦ уделяет большее внимание освещению деятельности харизматических церквей.

— Представим, я — рядовой читатель. Сегодня информационное пространство слишком хаотическое: одни за другими происходят выборы, где политтехнологи крутят информацией, как цыган солнцем. А где же мне искать правды? Как найти ту ее объективность, чтобы определить свое место в этом пространстве и понять, что, в конце концов, происходит в действительности?

— Ну, во-первых, что такое “правда”? Абстрактной “правды” не бывает. Есть информация, которая отвечает действительности. Вот, например, Юлия Тимошенко выступила с трибуны парламента. Это факт, это правда. Но в десяти изданиях, которые об этом незапамятном событии напишут, будет десять разных трактовок о том, что это было. Кто-то скажет: “Боже, какое прекрасное выступление в защиту народа!” Второй: “Какой циничный пиар!”. Третий: “Она сделала большую политическую ошибку”. Четвертый: “Вы знаете, это что-то новое в украинской политике”.

То есть будет много субъективных оценок и человек, который не читает десять изданий, а купит одно, будет иметь лишь одну, авторскую версию того, что состоялось. Иначе говоря, вообще не будет понимать, что происходит. Часто сам сталкиваюсь с тем, что, получая большой объем информации из Интернет-изданий, печатной прессы и телевидения, думаю: “Ну зачем мне твои, коллега, выводы? Дай мне факты”. То есть без знания первичного фактажа, картинки с места событий, аналитические разглагольствования не нужны.

Я, например, получаю информацию из разных каналов — от блогов до телевидения и новостийных лент ведущих информагентств. Меня прежде всего интересуют события и заявления. Читаю заглавия, например: “Состоялся митинг”, “Шуфрич поймал крокодила”, “Ющенко встретил Благодатный огонь”. Из этого нам становятся известными определенные факты. А уже потом мы думаем: “И зачем Ющенко этот огонь?”, или: “Какого беса сам министр гонялся за крокодилом?”, “Для чего Юлия Тимошенко в очередной раз использовала трибуну?” То есть дальше мы уже сами делаем выводы.

Журналистам выгодно быть честными даже с экономической точки зрения, потому что их изданию, или каналу будут доверять, что обеспечит большие продажи и высшие рейтинги.

— Год назад Вы получили премию Александра Кривенко. Что это значит вообще журналисту — получить премию? Это признание? Какое? И обязывает ли Вас к чему-то именно эта награда?

— Есть награды, к которым относишься безразлично, есть такие, которых стоит избегать, а есть награды, которые вдохновляют. Премия имени Александра Кривенко как раз является той премией, которая вдохновляет. Саши уже нет с нами. И когда я вспоминаю его, то у меня в одном глазу слезы, а другой смеется. Потому что о нем нельзя говорить без любви, без большой симпатии. Я часто говорю, что целое поколение украинских журналистов вышло из Кривенковой шинели. Мы полушутя называли его “отец”. На “ты”, но отец.

В 1994 году моя мама выезжала в Америку, и я поехал вместе с ней в Москву, чтобы получить в посольстве визу. Приехал я в Москву и пошел в зоопарк, прогулялся по книжным магазинам. И вернулся в Украину. Я не эмигрировал в частности и потому, потому что был блестящий “Post-Поступ”, который редактировал Кривенко. И я чувствовал свое родство со страной, в которой есть такая свободная журналистика. А когда есть такие издания, думал я, значит, есть здесь и перспектива. Тогда, полушутя, я говорил Саше: “Мои родители выехали, потому теперь ты несешь за меня ответственность”.

Кривенко своими медийными продуктами задавал очень высокий уровень. Начиная от перестроечного самиздатовского “Поступа” — первого издания для думающей публики. Потом — еженедельник “Post-Поступ” — первая массовая украиноязычная газета, которая не несла в себе элемента “совка”, которая была и веселая, и циничная, и информативная, и аналитическая. И, благодарю Бога, что и мне посчастливилось там размещать некоторые свои материалы. Я счастлив быть причастным к тому кругу.

Но Саша был не один. Стоит вспомнить и “Голос возрождения”, который создал Сергей Набока в то же время, когда создавался “Поступ”. Потому мы и “дети Набоки”, который вдохновлял молодых журналистов своим иронизмом, честностью и креативностью. Он создал первое в Украине информагенство. Кто об этом сейчас помнит? По моему мнению, именно Кривенко, Набока и Вячеслав Черновол создали современную украинскую журналистику.

Что касается других наград, то я получил от Виктора Ющенко звание “Заслуженного журналиста Украины”. Но это для меня мало что значит, лишь исторический факт награждения. Мне позвонили по телефону с Банковой и сообщили, что меня выдвинули от журналистского профсоюза. “Ты не будешь отказываться?” Говорю: “Ну, если коллеги по профсоюзу и Президент считают, что я достоин этого звания, то пусть”. То есть, я не прилагал к этому никаких усилий.

Имею также два “диссидентских” отличия — имени Вячеслава Черновола и Алексы Тихого. Это также важные награды за статьи о борцах антикоммунистического сопротивления 1960-1980-х.

— Сегодня достаточно часто приходится слышать недовольство относительно подготовки молодых журналистов, которых пытаются сделать “универсальными солдатами”. Медиа-образование в Украине: каков его уровень? И не стоит ли готовить узкоспециализированных журналистов: политических, экономических, спортивных, религиозных?

— Я не имею журналистского образования. Но как редактор, как журналист, имею достаточно большой опыт наблюдения за выпускниками журфаков. Как правило, фундаментальной разницы между профессиональными журналистами и владельцами других дипломов не существует. Талант, желание и умение не зависят от журфака. Да там этому и не учат.

Журналистика это все же не наука, а ремесло. И здесь нужно иметь набор определенных умений: нужно уметь общаться, слушать, писать, оформлять материал в соответствии с форматом издания, в конечном итоге не бояться нести за это ответственность. Сегодня среди журналистов профессиональное образование имеют, может, процентов пятьдесят. И я не скажу, что это лучшая половина журналистов, но и не скажу, что худшая.

“Если бы министром образования был я”, то предпринял первые шаги к реформе журналистского образования. Не стоит аж пять лет мучить студентов. После общегуманитарной подготовки на основе исторического, филологического или других факультетов, предоставить студентам возможность попробовать себя и в телевизионной журналистике, и в газетной, и на радио, в Интернете. Это даст намного больше, чем изучение мертвых текстов и заучивания никому не нужных имен.

— Вахтанг, как Вы оцениваете освещение религиозных тем в светской прессе?

— Я не специализируюсь на этой тематике, потому скажу как профессиональный читатель. Есть корректное освещение, а есть варварское. И это освещение зависит от личности того, кто это делает. Ну, и от редакционной политики. Есть светские издания, которые четко стоят на определенных конфессиональных позициях. Например, “Украина молодая” в свое время была уж слишком «заангажирована» УПЦ КП и ее журналисты за свою пропагандистскую работу получали награды от Патриарха Филарета. А другие издания, например, «Аргументы и факты», очень благосклонны к УПЦ (МП).

Когда я был главным редактором “Еженедельника Фокус”, мы брали интервью у всех самых влиятельных архиереев. Разговор с Митрополитом Владимиром (Сабоданом) подготовил известный журналист, священник Андрей Дудченко, а фото к статье сделал тогда еще архимандрит, а в настоящее время епископ Александр (Драбинко). Вышло, как по мне, прекрасно.

Были также интервью с кардиналом Любомиром (Гузаром), с Патриархом Филаретом (Денисенком), архиепископом Павлом (Лебедем), пастором Сандеем Аделаджи и тому подобное. Одним словом, мы пытались представить как можно более широкий спектр взглядов авторитетных для разных групп верующих людей. И мы делали это неконфликтно. Можно, конечно, не обходить и конфессиональные противоречия, но это нужно тогда делать систематически, или не делать вообще, чтобы не создавать впечатления заангажированности.

В целом религиозная тематика неплохо представлена в прессе. Но есть публикации, от которых за голову хватаешься. Например, недавние публикации газеты “Дело” о “сектантах”. Как по мне, это примитив. Поток этих публикаций в непрофильной газете, некорректность высказываний и оценок, по моему мнению, является профессиональной ошибкой редакторов и журналистов издания. Они оскорбили многих верующих, которые не несут ответственности за частные досадные случаи, которые бывают в каждом без исключения сообществе, в частности и в Церкви.

Ведь досадные случаи педофилии в Католической Церкви не могут говорить о всей Церкви. А наличие у православного владыки «мерседеса» никоим образом не свидетельствует о том, что все батюшки «жируют». Я считаю, что к вопросам Церкви и веры нужно относиться с большим уровнем внутренней культуры, чем когда мы пишем на другие темы.

— Как считаете, какие религиозные медиа-продукты на сегодняшний день могли бы быть перспективными и интересными украинской общественности?

— Думаю, что должны быть созданы религиозные продукты в нескольких нишах. То есть должна быть ежедневная лента новостей религиозной информации, что, собственно, и делает РИСУ. Здесь есть материалы о разных религиозных направлениях, и читатель может взять для себя необходимое, чтобы ориентироваться в ситуации. Хорошо, что это делается достаточно толерантно. Также думаю, что Украина доросла к созданию светского религиозного ежемесячника, который мог бы иметь несколько десятков тысяч читателей. Эту функцию много лет выполнял редактируемый Виктором Еленским журнал “Людина і світ”. Такое издание сообщало бы о главных событиях в жизни всех церквей и конфессий, а также было бы площадкой для дискуссий и местом для анонсирования новых фильмов, книжек, диссертаций, исследований, находок. Такие издания есть во многих странах мира. Такой журнал должен был бы быть и компетентным, и популярным.

— А что Вы, как светский журналист ожидаете от Церкви? Не нуждается ли она в активизации работы своих пресс-служб, подготовке собственных медиа-специалистов?

— Редко контактирую с пресс-службами и тем более священниками и владыками. Потому давать оценки кому-нибудь из коллег, которые работают в Церкви и для Церкви, — непрофессионально. Но, ввиду того, что по всем социологическим опросам, Церковь и СМИ пользуются в современном украинском обществе наибольшим авторитетом, мы обречены сотрудничать. А, следовательно, и понимать потребности друг друга, уважать традиции и создавать новые формы сотрудничества.

— Благодарю за общение.

Светлана Ярошенко, РИСУ