Маргинализационные тенденции в российском протестантизме

Увы, но очень похоже, что упоминание о прогрессирующей маргинализации российского протестантизма, равно как и констатация того, что он не сумел реализовать тех возможностей, которые ему открылись после падения СССР, становится общим местом. В свою очередь, это свидетельствует о том, что практически все протестантские деноминации страны переживают нынче затяжной и в разной степени осознаваемый ими самими кризис.

О наличии такового говорят наивные попытки обосновать созвучность протестантизма высокой российской или даже мировой культуре, иногда во всеуслышание провозглашается амбициозная идея лидирующего значения протестантского сознания, особенно – в этической и производственной сферах. Впрочем, желание «оправдаться» или «доказать» отдают не столько юношеской наивностью, сколько стремлением успокоить и – если хотите – убаюкать самих себя в сладких грезах, не имеющих ничего общего с реальным положением дел.1

Можно ли мы выйти из обволакивающей нас иллюзорности (а стало быть и некоторой пассивности) без присущих в подобных ситуациях разочарования, депрессии и духовной дезориентации? Ведь только тогда наше служение будет воистину эффективным.

1. Маргинальность российского протестантизма: тяжкое историческое наследие или сознательный выбор рубежа тысячелетий?

Всем, кто хотя бы мало-мальски знаком с историей евангельского движения в России, отлично известно, что оно начиналось российской интеллигенцией, причем, в большей степени аристократической, чем разночинной. Кстати, предшественники этого движения – российские лютеране и кальвинисты иностранного происхождения, имевшие свои конгрегации в стране еще со времен Василия III и Иоанна IV Грозного, являлись, по преимуществу, служилыми людьми или т.н. «знатцами».2 То есть у истоков протестантизма в России находились люди не просто образованные, квалифицированные, но и социально ангажированные, востребованные, личностно состоявшиеся. Разумеется, что российский протестантизм именно вследствие этого изначально был избавлен от духа сектантства и общественной пассивности. По мере своего становления в российской действительности протестантизм пополнялся представителями менее активных социумов (преимущественно, крестьянами и ремесленниками). Таким образом, евангельские верующие в России – по крайней мере в дореволюционное время – были полисоциальны. Можно утверждать, что социальный состав в российском протестантизме, в целом, тогда отличался относительной сбалансированностью. Несомненно, что верующая интеллигенция оказывала мощное влияние на отечественных протестантов, особенно в плане культивации сознательной веры в Иисуса Христа как единственного и личного Спасителя, а также общественно-экономической и общекультурной активности. В канун революционных потрясений евангельские верующие из числа интеллектуалов или ориентированных на них дрейфовали в сторону умеренно-либерального или умеренно-консервативного устройства России, тогда как крестьяне из числа штундо-баптистов имели пробольшевистскую, лево-эсеровскую или даже анархистскую ориентацию, то есть были настроены радикально-революционно. В документах IV миссионерского съезда в Киеве (1908 г.) отмечалось: «Штундисты… очень небезучастными оказались и по отношению к освободительному движению. Выступали они и в рядах революционеров, были и среди бунтовавших матросов в Севастополе и Кронштадте, играли видные роли на различных митингах… В общественно-политическом отношении штундизм имеет громадное значение, пользуясь в пропаганде своей социал-демократическим учением».3 Таким образом, произошел синтез социальных маргиналов (штундо-баптистов из числа крестьян-аутсайдеров батрацкого пошиба) с аутсайдерами политическими (большевиками, левыми эсерами, анархистами). Оказавшись в октябре 1917 года у кормила государственной власти, аутсайдеры-большевики нашли вполне естественных союзников в лице самых разномастых социальных аутсайдеров, включая люмпенизированную часть отечественных протестантов, которую именовали «сектантами». Использовать всерьез сектантский фактор В.И. Ленин предполагал, еще только обдумывая перспективу революционного переворота в стране. Известно, что в 1890 году он общался со штундистами. По словам своего соратника В.Д. Бонч-Бруевича, В.И. Ленин всегда интересовался их взглядами, зафиксированными в безграмотных «рукописях»: «Как-то раз… он сказал: «Как это интересно. Ведь это создал простой народ. Ведь вот наши приват-доценты написали пропасть бездарных статей о всякой философской дребедени… Вот эти рукописи, созданные самим народом, имеют во сто раз большее значение, чем все их писания».4 Любопытно, что ленинский пиетет перед «простотой», а также животная ненависть к духовно-интеллектуальной культуре удивительно сходны с официальной позицией некоторых современных нам российских протестантских лидеров. Сравните слова Ильича с фрагментом из интервью руководителя Молодежного отдела РС ЕХБ Евгения Бахмутского, опубликованного газетой «Протестант» в июле 2008 года (№ 126): «Богословие – это не какая-нибудь схоластика, никчемное философствование, а реальное служение, для меня сейчас – это работа с нашим будущим, потому что настоящее и будущее нашего братства – за молодежью, за Церковью Христовой!»5 Налицо потрясающее созвучие не только с В.И. Лениным, но даже и Л.Д. Троцким (знаменитый афоризм Льва Давидовича – «Молодежь – барометр революции!» невольно, но не исключено, что и сознательно, перефразирован молодежным лидером РС ЕХБ. На мой взгляд, это чрезвычайно симптоматично).

Коммунистическая верхушка, внедряя в отечественную почву безбожную и античеловечную утопию, «всегда остро ощущала чуждость русской культуры своим идеям, отсюда – лозунг «организованного упрощения» и «понижения» культуры, с которым выступали видные идеологи большевиков Н.И.Бухарин, А.К.Гастев, М.Ю.Левидов и др.»6 Эти же «идеологи не остановились, а разработали теорию о моральном превосходстве физического труда над умственным».7

Именно поэтому маргинальная часть российских протестантов открыто поддержала большевиков, как в годы «военного коммунизма» (красного террора), так и в период НЭПа. 15 ноября 1921 года газета «Известия» писала: «Идея о пользе сотрудничества сектантов с коммунистами-большевиками в деле насаждения коммунизма… получила… официальное признание. …Самые большие препятствия коммунисты встречают в настоящее время со стороны мелко-буржуазной стихии, состоящей из миллионной массы крестьян… Масса сектантства… с успехом может бороться с мелко-буржуазной стихией, побеждая ее тлетворный дух… животворящим духом коммунизма».8 Управляющий делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевич констатировал: «И Наркомюст, и НКВД, и НК РКИ признали в громадных сектантских массах… наличность элементов, которые нам содружествуют». Популярный большевистский деятель А.И. Рыков говорил на этот счет следующее: «Сектантство наше в высшей степени разнообразно. Мы знаем, что на почве религиозного движения имели место и революционные движения… Мы знаем сектантское движение, которое в период революционный иногда сотрудничало с нами…»9

Испытывая – пусть и чисто тактические – симпатии к социально близким протестантам-маргиналам, большевики в течение 70 с лишним лет целенаправленно проводили дезинтеллектуализацию протестантских общин. В 20-30-е годы коммунисты почти полностью физически уничтожили нашу интеллигенцию (включая, научно-техническую, служилую, рабочую, крестьянскую и предпринимательскую)*. Вплоть до перестройки ими практиковалась открытая или закамуфлированная дискриминация верующих в области высшего образования (за веру исключали из ВУЗов или в ВУЗы не принимали). Таким образом, «ленинцы» превращали нас в «темных и необразованных», то есть в… маргиналов. Им была страшна наша осознанная вера, наше воздействие на духовно-нравственное состояние общества. Поэтому на атеистических лекциях публике вдалбливалось, что верующие «несознательные», что они-де изначально против достижений науки, искусства и образования.

Заметим, что большевистская политика дезинтеллектуализации принесла свои вредоносные плоды практически во всех протестантских деноминациях России. «Это как раз и подтверждается присутствием в наших общинах пасторов, считающих (как и гонители-большевики – вот ведь парадокс!), что христианство и культура несовместимы».10 Помимо этого, коммунистам удалось создать феномен – пусть и гонимого – но исключительно рабоче-крестьянского протестантизма, в котором интеллигенция до сих пор составляет тончайшую «прослойку». Этот протестантизм слаб уже хотя бы потому, что он социально несбалансирован. Например, в целом, в протестантской среде в России свыше 80% рабочих и крестьян. Причем, свыше 80% это – женщины, 75% - люди пенсионного возраста. Разумеется, в разных протестантских деноминациях эти соотношения – разные. Например, в евангелическо-лютеранских общинах творческая и научно-техническая интеллигенция составляет 55%, но там есть дрейф в сторону этно-культурного христианства.

Увы, зачастую лидеры некоторых протестантских деноминаций еще с советских времен практикуют культ «великого простеца», а христианская миссия сориентирована, прежде всего, на социальных аутсайдеров – осужденных и бомжей. Миссия социально запущенным людям, сама по себе, важна, однако она превалирует над миссией интеллигенции, предпринимателям и вообще общественно активным и востребованным социумам. Как отмечает, современный российский философ и культуролог Г.С. Померанц: «Думать о Боге трудно, и на место Бога становится идол народа…11 Но, как подчеркивает тот же Г.С. Померанц, «То, что у нас обычно называют народом, совсем не народ, а мещанство. Это мещанство хочет называть себя народом, подчинить себе интеллигенцию, заставить ее относиться к себе как к норме или образцу…»12 При этом мещанство не воспринимает выдающихся достижений и выдающихся носителей подлинной народной духовности. Оно маргинально и воинственно. Печально, что российский протестантизм сейчас буквально пропитан им.

Попытки выйти из этого явного штопора либо чрезвычайно робки, либо декларативны. Все это не лучшим образом сказывается на духовной дееспособности российских протестантов, а также их общественном реноме: на уровне общественного сознания россиян имидж протестантов, скорее, отрицательный, чем положительный.

2. Пренебрежение интеллектуальностью или демагогическая подмена высокого богословия идеологией

Хорошо известно то, что современный российский протестантизм – по сути – не имеет собственного богословия. Разумеется, это – нонсенс, но фактом остается очевидное пренебрежение им. Протестантские деноминации либо используют западные теологические наработки, в лучшем случае наскоро адаптированные к российским реалиям, либо демагогически декларируют, что им оно не нужно, в принципе, так как они сориентированы исключительно на практическое служение, ведомы Святым Духом и собственным видением сложившейся ситуации. Чего стоит утверждение Исполнительного директора Евро-Азиатской аккредитационной ассоциации (ЕААА) С.В. Санникова, прозвучавшее в его интервью газете «Протестант» в июле 2008 года (№ 126): «Для нас не так важна стройная система взглядов и доктрин, как искренность в чувствах. Более всего нас вдохновляет и радует общение друг с другом в Духе, а не то, какую красивую мысль мы отыскали или какую стройную систему смогли выстроить».13 И это говорит руководитель организации, претендующей на руководство или координацию протестантским образованием в масштабах пост-советского пространства!

В некоторых протестантских деноминациях России само слово «богослов» издевательски-пренебрежительно произносится как «Бог ослов».

Распространенным явлением в поместных протестантских церквах стало искусственно и искусно подогреваемое неприятие, а то и презрение к «шибко грамотным» и, разумеется, «оторвавшимся» от общин выпускникам богословских учебных заведений. Это происходит на общем фоне довольно-таки интенсивной работы отдельных богословских учебных заведений, питомцы которых заранее знают о том, что церкви их «не примут». Таким образом, мы – российские протестанты – теряем свой теологический ресурс. Заметим, весьма и весьма скромный! А ведь без мощного, стройного, высоко духовного богословия нам никогда не создать таких же церквей и деноминаций, никогда не стяжать уважения других конфессий и даже светского общества.

Именно вследствие пренебрежения богословием современная протестантская миссия в России оказалась если уж не совсем провальной, то явно не триумфальной, не взирая на восторженный «барабанный бой» и бодрые миссионерские отчеты 90-х годов. Проповедь Евангелия фактически была подменена идеологической пропагандой, пропагандой исключительно этического христианства, то есть пиетизма (учения о личном благочестии, личной освященности и т.п.). Идеологизация, несомненно, заужает христианство. Пропаганда же личного благочестия на первый план выдвигает человека, стяжавшего святость во Христе Иисусе, отодвигая Бога - хитро, изощренно и лицемерно – на периферию человеческого сознания. Но Господь не может и не будет маргиналом! Он – центр мироздания, сотворенного Им же!

Понятно, что идеология – гораздо упрощеннее богословия, она ничто иное, чем проявление вульгарного массового сознания, которое «интеллектуально ниже логики».14

Идеологизированность объекта даже самой «благочестивой» пропаганды порождает устойчивое неприятие личной оригинальности, преданность деноминационной унификации, исторический нигилизм, самодовольство и недовольство, вынесенное вовне, боевую нацеленность на образ врага. Такой идеологизированности также присущи «механическая преданность конвенциальным ценностям; слепая покорность власти (деноминационной – Прим. авт.) в сочетании со слепой ненавистью ко всем инакомыслящим и чужакам; отсутствие самоотчетности; мышление жесткими стереотипами; наклонность к суеверию; отчасти моралистическое, отчасти циническое поношение человеческой природы…»15

Т.н. «простой человек», чья непомерно завышенная оценка столь присуща российскому протестантизму, «изначально психологически адекватен заданиям идеологической политики»,16 включая церковно-миссионерскую.

Увы, но подлинная миссия народам, предусмотренная Евангелием (вспомните Великое Поручение нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа, изложенное в Матф. 28:19,20!), подменена нынче низкопробной и – по сути – идеологической пропагандой, рассчитанной на самые непритязательные умы. Изучая многочисленные миссионерские методы, которые применяются протестантами в России, начиная с горбачевской перестройки, вникая в семинарские учебники по миссиологии, всякого рода миссионерские разработки и видения, я находил в них потрясающее сходство с идеями, изложенными Адольфом Гитлером в его «нетленке» под названием «Майн Кампф»: «Вся пропаганда должна быть популярной, и ее умственный уровень должен быть приспособлен к наиболее ограниченному интеллектуальному уровню, встречающемуся среди тех, кому она адресуется. Следовательно, чем шире круг лиц, которыми эта пропаганда должна быть воспринята, тем ниже должен быть ее интеллектуальный уровень… Чем скромнее интеллектуальная нагрузка, тем вернее берутся в расчет чувства масс и тем эффективнее пропаганда»17. Итак, «…перед массой водружаются ее же собственные вожделения, преподносимые ей в идеализированном и облагороженном виде в качестве маяков нового мироустройства».18

И все же Россия остается, в основном, глухой к протестантской миссии. Она устала от идеологической трескотни за 70 с лишним лет советской власти! Она видит в протестантских миссионерах до боли знакомый образ пропагандистов и агитаторов, пользующихся на сей раз христианской фразеологией.

Мы не должны уподобляться выпускникам университетов марксизма-ленинизма, равно как и офеням сетевого маркетинга.

Нам следует уподобляться Христу, изучая, прежде всего, опыт Его земного служения, осваивая многовековой миссионерский опыт Церкви, включая – в условиях отечественных. Практика миссии в современной России будет абсолютно безуспешной, если мы станем по-прежнему упорно пренебрегать инкультурацией и не замечать, в принципе, высокой русской культуры. Именно классическая русская культура является нашим мощным миссионерским ресурсом в условиях глобализации, стандартизации, изощренных вызовов пошлости, агрессивности и бездуховности.

3. Западные партнеры российских протестантов: сознательная и злонамеренная поддержка маргинальности.

В последние годы российскими протестантами вполне справедливо высказываются нелицеприятные суждения о тех или иных проявлениях партнерства с западными единоверцами, которые зачастую недооценивают (и это в лучшем случае!) русскую культуру, беззастенчиво навязывая вестернизированные стандарты мышления и поведения, эрзац-богословие, а также эрзац-миссию. Некоторые деноминации в нашей стране прочно подсажены на заокеанскую финансовую иглу и соответственно переживают «ломку», когда – из-за проявленной ими строптивости – «дядя Сэм» лишает их денежной «дозы». Нельзя исключить, что, опекая те или иные конгрегации, западные протестанты намеренно или невольно создают внутри России «пятую колонну», то есть занимаются деятельностью, несовместимой с христианским служением.

Создается впечатление, что большинству западных партнеров российских протестантских церквей, важно сделать их маргинальными манкуртами.

Это впечатление подтверждается изречениями западных протестантских деятелей довольно-таки высокого статуса. Так, в интервью газете «Протестант», опубликованном в июле 2008 года (№ 126), Генеральный секретарь Всемирного баптистского альянса Невилл Каллам заявил: «Мы исповедуем цельное понимание спасения – чтобы и душа, и дух, и тело были посвящены Христу».19 Странно, но, рассуждая о цельности понимания спасения, веры и т.п. г-н Каллам исключает интеллект. В то время, как известно, что вера – есть устремление к Богу всей сущности человека, его духовного, душевного, эмоционального, физического и интеллектуального ресурсов, созданных Господом. В вере явлена полная посвященность Богу. Из нее нельзя изымать ни одного компонента! Ибо тогда вера будет не полноценной! Пренебрежение даром интеллекта создает опасность идее и практике осознанной веры, которая является одним из краеугольных камней протестантизма в России!

Пропаганда пренебрежительного отношения к интеллекту, осуществляемая в российских протестантских церквах, несомненно, способствует распространению метастазов маргинализации.

Эта пропаганда в течение многих лет открыто или завуалировано осуществляется даже в протестантских учебных заведениях, особенно в тех из них, которые пока находятся под западным контролем.

Тем временем на самом Западе есть замечательные протестантские теологические школы (колледжи, университеты, семинарии, академии) с исключительно продуктивными духовно-интеллектуальными программами, сориентированные на сочетание богословской подготовки с подготовкой практической – пастырско-душепопечительской и миссионерской. Но, некоторые известные зарубежные деятели протестантского образования, например д-р Марк Эллиотт (США) предлагает «сократить продолжительность обучения на Западе»20 для студентов из бывшего СССР, а также стимулировать их «обучаться по более коротким (магистерским), а не продолжительным (докторским) программам».21 Более того, д-р М. Эллиотт рекомендует предварительно обучать их в странах «третьего мира», прежде, чем приобщать к европейскому и северо-американскому богословскому образованию.22 Говоря об использовании в российских протестантских учебных заведениях передовых методик и технологий обучения, а также труда высоко квалифицированных преподавателей, М. Эллиотт замечает, что «в обозримом будущем эти условия будут… недостижимыми»23.

Таким образом, протестантский Запад пытается навязать протестантам в России идеи демократизации интеллекта и эрзац-образования.

К чему на практике приведет реализация этих идей в нашей стране?

Она будет означать опасный прыжок в полузнание, который не только не уменьшит податливости и легковерия масс, но и расшатает здравый смысл, присущий простому человеку.24 Среднестатистический верующий протестантского исповедания подвергнется угрозе окончательной духовной деградации.

4. Выход из критической ситуации.

Ясно, что в настоящий момент в российских протестантских деноминациях довольно выпукло проявляются маргинализационные тенденции.

Разумеется, степень и формы этих проявлений – разные. Более того, внутри деноминаций есть силы, которые им иногда довольно успешно противостоят, что, впрочем, только лишь оттеняет реально происходящие негативные процессы.

Вряд ли, кто будет спорить с тем, что отечественные протестанты упустили шанс, данный Богом в конце 80 – начале 90-х годов минувшего столетия, упустили абсолютно бездарно, утешая себя массовыми евангелизациями с массовыми же покаяниями и т.н. «западной поддержкой». Место, занятое ими на духовной ниве России, скорее всего, – место лузера, аутсайдера. Вряд ли это даже место «второго номера» в пулеметном расчете на поле духовной битвы с диаволом. Конечно, можно утешать себя идеей призрачного «протестантского альянса», лицемерными «молитвенными завтраками», являющимися по сути неумелой пародией на пресловутую «буржуазную дипломатию», распространять нелепые слухи об особой близости к власть имущим или же… безбашенной смелости по отношению к Кремлю.

И все же – какими могут быть практические шаги по преодолению маргинальности российского протестантизма?

На мой взгляд, это:

1. Признать общий кризис протестантизма в России и выработать соответственно систему мер по ликвидации оного, мобилизовав при этом все возможные отечественные деноминационные ресурсы.

2. Добиться социальной сбалансированности протестантских деноминаций в России, преобразовав их из «рабоче-крестьянских» в полисоциальные, навсегда устранив доставшуюся от советских времен «диктатуру пролетариата» в их руководстве.

3. Создать отечественное протестантское богословие на основе идей Великой Реформации и лучших достижений русской духовной мысли на протяжении тысячелетней христианской истории страны.

4. Сбалансировать высокое Библейское богословие с повседневной церковно-душепопечительской и миссионерской практикой.

5. Противостоять необузданному идеологизированному пиетизму, равно как и разнузданно-либеральным тенденциям в церковном учении и бытии.

6. Селективно относиться к партнерству с западными единоверцами, руководствуясь Евангельским принципом «Все испытывайте, хорошего держитесь» (1 Фес. 5:21).

7. Поощрять внутреннюю культуру верующих – интеллигентность.

Несомненно, эти предложения потребуют детальной тактической разработки, их можно дополнять, корректировать соответственно структуре момента. Они не претендуют на всеобъемлющую полноту. Тем не менее, я полагаю, что их реализация, действительно, послужит подъему протестантизма в России.

Владимир СОЛОДОВНИКОВ,

заместитель Координатора Содружества

Евангельских Христиан России (СЕХР), пастор, кандидат исторических наук.

ПРИМЕЧАНИЯ:

* В этом контексте уместны слова А.Р.Трушновича: «Выполнялась определенная задача, действовала руководящая воля, стремящаяся к массовому истреблению русской интеллигенции «как класса». Именно они, а не неспособные к сопротивлению «буржуи», были опасны большевикам».25

БИБЛИОГРАФИЯ:

1. БИБЛИЯ. Люб. изд.

2. Гальцева Р., Роднянская И. Идеологизация человеческих масс // Посев. 2000. № 3.

3. Горянин А. Две России // Посев.2008. № 9.

4. Генсек ВБА Невилл Калам: «У русских баптистов – уникальный опыт сохранения своей веры…» // Протестант. 2008. № 126.

5. Евгений Бахмутский: «Молодежи не нужны судьи, ей нужны наставники и отцы…» // Протестант. 2008. № 126.

6. О IV Всероссийском миссионерском съезде в Киеве. // Архангельские епархиальные ведомости // 1908. № 18.

7. Протестанты между Востоком и Западом. // Протестант. 2008. № 126.

8. Померанц Г.С. Выход из транса. М., 1995.

9. Померанц Г.С. Страстная односторонность и бесстрастие духа. М.- СПб., 1998.

10. Попов В. Самобытность протестантской культуры // Протестант. 2008. № 126.

11. Солодовников В.В. Христианская культурология. М., 1997.

12. Солодовников В.В. Лютеранство: возможная панацея от опричнины? М., 2006.

13. Солодовников В.В. То, о чем я думаю на самом деле. М., 2006.

14. Солодовников В.В. Под сенью Михаила Архангела. М., 2007.

15. Трушнович А.Р. Воспоминания корниловца: 1914-1934. М., 2004.

16. Эллиотт М. Богословское образование в пост-коммунистический период: положительные и отрицательные стороны западной помощи // Путь Богопознания.1996. Вып. 1.

baznica.info

Обсуждение статьи

Ваш комментарий

Уведомлять об ответах Отправить комментарий