От нанотехнологий к наноцеркви!?

Так же загадочны для нас любые новости о запуске адронного коллайдера. Поэтому христиане часто на подобные известия спонтанно реагируют вопросом, который имеет больше эсхатологическую подоплеку: «Ну что, последнее время уже настало?» Идет ли разговор о микрочипах, вшитых под кожу человека, или о новых изобретениях, нам это по какой-то причине не дает покоя. В древности люди спасались от подобных «новшеств» в коптских пещерах или на сирийских столбах. А как мы можем реагировать на них сегодня?

Либеральное богословие, как известно, имело странное привычку поддакивать всему модернистскому. На развитие науки оно реагировало обильными рукоплесканиями: дескать, христианская проповедь не имеет никаких противоречий с экспериментальными достижениями ученых. И правда, как Иисус, так и апостолы нигде и никогда не учили тому, что Земля держится-де на трех китах или слонах, стоящих на гигантской черепахе. Подобные космологические рассуждения оказались бы занятными и для древних иудеев за тем исключением, что они ничего бы из этого не поняли.

Фридрих Шлейермахер, отец либерального протестантизма, застал тот период времени, когда прусская элита все больше и больше отрывалась от религиозной жизни. Их не занимали вопросы богословия и христианской жизни. Казалось, что после войны в Европе между католиками и протестантами церковь в восприятии многих европейцев превратилась в какой-то реакционный институт. Самыми актуальными вопросами для нее были вопросы догм, не имеющие никакой практической ценности. Все сверхъестественное в Библии также считалось сродни греческим мифам и сагам.

В интеллектуальных салонах Шлейермахер делился с местными бюргерами той идеей, что тот, кого мы называем сегодня Господом, был простым крестьянином, как и все другие крестьяне Средиземноморья. Но не только! Как позже скажет Рудольф Бультман: Иисуса нужно демифологизировать, т.е. лишить всего сверхъестественного. Когда же они это сделали, Иисус превратился в странствующего философа-циника. Единственное, что Его отличало от людей всех эпох, так это то, считал Шлейермахер, что Он был единственным, кто индивидуально и своеобразно ощутил свою связь с Абсолютным благодаря некоторому чувству. А новозаветные истории о Нем стали плодом богатого церковного воображения. Так богословие было сведено к этике и религиоведению, а отношения с Богом стали исключительно субъективистскими.

А какое отношение это имеет к нанотехнологиям? Я не являюсь ни физиком, ни химиком для того, чтобы рассыпаться авторитетными рассуждениями о том, что происходит в мире науки. Смею полагать, что если бы даже и был им, вряд ли смог бы дать должную оценку тому, что происходит реально в этой отрасли знаний. Более того, даже могу предположить, что если и дать с точки зрения опытного ученого оценку тому, что происходит в современно оборудованных лабораториях, эта оценка вызвала бы великодушную улыбку у того же ученого лет так через десять. Ведь любая наука, включая философию и богословие, имеет еще и описательную функцию. А она относится к области толкования и зависит от доступности тех или других знаний.

Но это вовсе не означает, что мы не можем научно рассуждать. С другой же стороны, церковь, т.е. христиане, могут занять чисто этическую охранительную позицию в этом вопросе. И это вовсе не всегда плохо. Так часто богословы Ватикана указывают именно на подобный аспект: сколько бы человечество не чудачилось в своих экспериментах, лишь бы не навредили. Знай и помни царскую заповедь: «Люби Бога и ближнего как самого себя!» По сути, такая позиция способна максимально удовлетворить тех, кто вопросами науки не интересуется вовсе. «Все хорошо, что в меру».

Но есть другая группа людей, которая глубоко возмущена тем, что ученые лезут в сферы, на которые наложена сакральная печать божественного патента. В воображении таких консерваторов рисуется картина, при которой незадачливые ученые, «буравя» адронным коллайдером дыру во Вселенной, вдруг наталкиваются на вооруженную огненными мечами группу ангелов и херувимов, которые сурово покачивают головами: «Вас здесь не ждали!» Нечто подобное, скажут консерваторы от церкви, произошло при строительстве Вавилонской башни: когда люди составляли смету на строительство, по видимому, бизнес-центра «Вавилон», им и в голову не приходила та мысль, что их обсуждение бизнес-плана, разговор с поставщиками и вся переписка с контрагентами станут проблематичными вследствие появления многоразличных языков и диалектов. Впредь актуальной и востребованной станет профессия филолога, нежели каменщика.

Однако история нас учит тому, что общество (и не только церковь!) всегда с большой долей скепсиса реагировали не только на достижения науки с ее изобретениями, но и на любые изменения вообще. Человек — ленивое существо (homo piger). Тот, кто первым изобрел зонтик, стал предметом множества насмешек. И кто бы мог подумать, что можно обменять лошадей на железного дымящего монстра? Но есть и другая реальность. И христианская этика могла бы здесь сыграть решающее действие. Мы были бы не прочь созерцать входящие в нашу жизнь технологические новшества. Однако против изобретения многих технологий – среди них электромобиль и стиральная машина, не использующая стиральный порошок, – сегодня лоббируются интересы многих бизнесменов промышленников (нефтяные магнаты и производители). Грех держит в путах многих алчущих по деньгам людей.

Одним словом, мы имеем перед собой таких людей, которые всегда будут бурно реагировать на любые достижения науки (богословский конформизм). Для таких либералов Иисус был всегда философом (вероятно, циником), Он был борцом за отмену рабства, некий борец за социальные права меньшинств, сторонник использования экологически чистых продуктов и отважный пацифист (извините за мой оксюморон…). Сегодня на появление нанопродукции они непременно бы бурно реагировали, что все должно быть «НАНО»! Даже церковь! Есть же и другие христиане. Это своеобразные ессеи-отшельники. Для них наука с ее изобретениями является чем-то «мирским» именно в значении новозаветного тезауруса. А раз так, то светский характер всех изобретений есть всегда непременное зло, от которого нужно держаться подальше. Библия, как сказал один исследователь, учит тому, как попасть на небо, а не понять, что оно собой представляет. И как быть тогда?

Дело в том, что знания, богословские они или научно-экспериментальные, всегда поощряются библейскими авторами. И они находятся в тесном переплетении друг с другом. Не только техническое знание, с другой стороны, является губительным, но и богословское (см. выше, где мы говорили о либерализме). И, наоборот, богословские знания не могут находиться в изоляции от технических. И ученые не могут без богословов, поскольку часто сталкиваются как с этическими, так и с космологическими проблемами. Астрономы, например, в своих выводах все равно приходят к богословским заключениям. Михаил Хеллер цитирует Роберта Джастроу, который приходит к заключению, что Вселенная имеет начало. Он дает этому довольно эмоциональное объяснение: «На данный момент похоже, что наука никогда не сможет приподнять завесу над чудом сотворения мира. Для ученого, жившего своей верой в силу разума, вся эта история заканчивается подобно дурному сну. Он преодолел горы невежества, он вот-вот покорит высочайшую вершину, и когда он из последних сил карабкается на последнюю скалу, его приветствует целый отряд богословов, сидевших здесь на протяжении столетий» («Бог и астрономы»).

К тому же нужно добавить, что все люди являются в каком-то смысле исследователями и философами. Другое дело, так это мера нашего профессионализма в данном вопросе. Бог сотворил Вселенную, чтобы все люди, исполняя свою священническую функцию, могли в равной степени ее познавать и приносить свой восторг в благодарность Творцу. Бог хочет, чтобы нам было это интересно. Заметьте, что слово «интерес» состоит из двух латинских слов: inter («между») и essentia («сущность, бытие»). Каждый из нас имеет собственную сущность и бытие. Но между нами, людьми, или субъектом и объектом (который тоже имеет свое бытие) должно быть «что-то между», т. е. отношения! Отношений нет тогда, замечает немецкий теолог Юрген Мольтман, когда кто-то из двух мертв. Бог же хочет, чтобы между нами и Им они были! Он хочет, чтобы Его дети, познавая загадочное творение, в восторге бежали к своему Отцу, принося Ему свои удивительны открытия и находки, как мальчик, который, бурно жестикулируя, показывает своему папе выброшенную на пляж морской волной сверкающую ракушку. Так русское слово «любопытничать» говорит о любви к опыту, т. е. к чему-то новому, экспериментальному, научному. Поэтому на Новой Земле под Новым Небом (Книга Откровение, глава 21), когда Бог обновит все мироздание, Он по-прежнему будет творить: «Вот творю все НОВОЕ!» И я верю, что воскресший человек, который стал частью интересных отношений с Творцом через Иисуса Христа (Евангелие от Иоанна 3:16, 36), будет вновь познавать все то, что сотворит для него Бог. Познавать и приносить познанное в благодарность своему Создателю и Отцу. А Он Сам является Inter-Essentiae, поскольку мы знаем Его как Бога Отца, Сына и Святого Духа.

Виктор Шленкин, “Баптисты Петербурга”