Россию отлучают от православия

Казалось бы, почему бы грекам не собраться и не обсудить свои региональные проблемы, коих немало? Однако слово сказано. И слово это — пентархия.

Первым его произнес глава отдела внешних церковных связей РПЦ МП митрополит Илларион (Алфеев). В том смысле, что институт пятивластия древних патриархатов, мол, для современного мира так же неактуален, как и доктрина Третьего Рима. За «Третий Рим» его тут же отчитали свои — за «сдачу интересов» и «заигрывания с католиками». Но вряд ли кто-то ожидал, что вскоре после этого заявления Вселенский патриарх, словно эхо, объявит о созыве пентархии. Даже если он, как утверждают российские дипломатические источники, этого слова и не произнес. Впрочем, это несущественно, если учесть, что на встречу наряду с четырьмя «первыми по чести» патриархами — Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима — приглашен и архиепископ Кипрский Хризостом.

Именно это обстоятельство и стало самым раздражающим для Москвы. Во-первых, его участие придает собранию символический смысл пентархии (место патриарха Рима уже много веков остается вакантным). Во-вторых, еще совсем недавно архиепископ, друг РПЦ и России, сделал скандальное заявление о том, что Кипрская церковь несправедливо оттеснена в диптихе — «списке чести» Православной церкви, и ее предстоятелю по праву должно принадлежать пятое место, которое теперь занимает патриарх Московский.

Основной аргумент в споре между Кипрской и Русской ПЦ — древность крещения. Принято считать, что Кипр был крещен апостолом Андреем Первозванным. Однако много путешествовавший апостол благословил, по преданию, и киевские холмы. Имея в виду этот факт, россияне все чаще говорят о «крещении России» (а не Руси). То есть главный аргумент РПЦ — Киев, и этим отчасти обусловлена нынешняя чрезвычайная активность Московского патриархата в украинской столице. Однако греки уже дали понять, что считают Киевскую митрополию своей «дочкой», а ее передачу Московскому патриархату недоразумением, совершившимся под немилосердным давлением политических обстоятельств. Как, впрочем, и признание автокефалии РПЦ.

Но почему Москву так нервирует возможность созыва пентархии? Дело в том, что для РПЦ все большую проблему представляет ЕС. Взять тот же Кипр. После вступления в Союз он потерял статус офшорной зоны и, соответственно, российские деньги. И вот Хризостом, еще вчера дружески принимавший президента РФ, заявляет претензии на место РПЦ в диптихе. Или Сербия. Сколько РПЦ ни протестовала против визита Папы Римского в эту страну, Сербская ПЦ ее в этом не поддержала. Московская патриархия теряет влияние на ситуацию на «канонических территориях» дружественных стран, стоит им только сблизиться с ЕС. А Вселенский патриархат тем временем становится центром притяжения для православных церквей объединенной Европы.

Так что проект «духовной Византии» окажется весьма серьезной альтернативой «Русскому миру» — проекту тоже сверхгосударственному и наднациональному, но все-таки весьма ограниченному своей «рускостью» и геополитическими интересами Кремля. Заявленный именно как национальный, он теперь плохо поддается коррекции в качестве мирового общеправославного, как его теперь стараются интерпретировать московские идеологи. Держаться языка и сомнительной историко-географической идентификации в церковном проекте значительно менее перспективно, чем держаться Христа. Так что РПЦ пожинает плоды своего слишком плотного сращения с политикой Кремля.

Реакцию на созыв пентархии со стороны Москвы легко спрогнозировать. А ведь еще недавно казалось, что патриарх Варфоломей не заинтересован в противостоянии с РПЦ. Совсем наоборот — они вместе шли к созыву Всеправославного собора, который призван разрешить множество болезненных противоречий, назревших за множество веков.

Пентархия, будучи своего рода «малым вселенским собором», в этом контексте вызывает недоумение. Во-первых, зачем малый собор, если совсем не за горами (как нас убеждают) большой? Во-вторых, ясно: пентархия раздражает партнеров по диалогу и тем самым сильно его усложняет. Ответов может быть несколько. Возможно, греческая сторона диалога дает понять этим партнерам, что далеко не так слаба, как может показаться. Видимая глазу государственная поддержка, политическое влияние на своей канонической территории — это еще не все. «Первый по силе» в церкви — это еще не «первый по авторитету». Да и силу можно трактовать по-разному. За Константинополем, как с долей злорадства указывают российские наблюдатели, правительства США и некоторых стран ЕС. Действительно, патриарх Варфоломей обращается к их помощи в собственном трудном диалоге с правительством Турции. Известным своим не слишком благосклонным отношением к грекам, православию и самому существованию Вселенского патриархата — последнему осколку Константинополя — на своей территории. Жесткое отношение государства к патриарху, кстати, использовала и Россия, влиявшая через дипслужбу на турецкое правительство с целью поумерить пыл Варфоломея на украинском направлении. Власти Турции не заинтересованы в развитии православной церкви в своей стране. И если совсем недавно Вселенскому патриарху не позволяли открыть духовную школу, то сейчас речь идет о самом присутствии его кафедры в Стамбуле. Не исключено, что она будет вытеснена из города и страны и основной резиденцией константинопольского патриарха станет швейцарский Шамбези. В кого превратится в таком случае бывший «турецкоподданный» (как его называют некоторые «братья по вере» в России)? В короля без королевства.

Собственно в «византийском» понимании это крах, о чем неустанно твердят в «Третьем Риме» поборники идеи канонических территорий. Забывая, однако, что Рим первый воплощает совершенно другую церковную модель — надгосударственную и наднациональную. В этой модели принципиальное значение имеет не география, а авторитет первоиерарха (или, в данном случае, собора первоиерархов). И возможно, теперь епископу Константинополя — Второго Рима — стоит к ней обратиться.

Пентархия — традиционный для православия духовный авторитет. А отсутствие непосредственной связи с той или иной территорией — это минимальная видимая зависимость от политических веяний и узконациональных интересов, «очищение» религии. Что в современном мире оценивается все более положительно. Для РПЦ, которая все отчетливее ассоциируется с политикой Кремля, наиболее сильным конкурентом станет авторитет, который будет ассоциироваться только с Христом и Вселенскими соборами.

Комментарии