Петр Мамонов: «Вечная жизнь есть. Это факт научный. И никуда от этого не деться»

Артист, поэт, философ и музыкант Петр Мамонов на недавнем концерте в московском клубе презентовал своим поклонникам новый жанр, который он успешно освоил – жанр христианских афоризмов.

Этот вид литературного творчества настолько увлек его, что он решился собственными силами издать четыре тома своих «Закорючек» (так автор называет свои мысли-наблюдения). То ли шутя, то ли серьезно он говорит, что это лучшее, что он сделал в своей жизни, и что это нравится ему больше «Острова» и больше музыки.

В последнее время Петр Николаевич изменил свою жизнь, уехал в деревню, глубоко ушел в христианство и всем видам деятельности предпочитает огородничество и чтение Исаака Сирина. Согласившись на интервью, Петр МАМОНОВ поставил высокую цель беседы с «Новыми Известиями» – пробудить в тех, кто его услышит, жизнь духа человеческого.

– Петр Николаевич, между вами старым и вами новым – пропасть. Вы пришли к вере, но на концертах поете старые песни…

– Люди хотят слышать старые песни. Ну что делать – пою. Но я им объясняю, что это было ужасно…

– Раньше вашей компанией был лидер группы «Зоопарк» Майк Науменко, сейчас – протоиерей Димитрий Смирнов. Как он, кстати, относится к вашим выступлениям в клубах?

– Отец Дмитрий? Я его встречаю, говорю: «Вот вам диск. Ненавистный рок-н-ролл». Он прячет диск в карман и поет (Петр вскакивает, принимает характерную позу рокера и делает «козу» из двух пальцев): «О, беби-беби, бала-бала, меня встречают три амбала»!

– Неужели?!

– Москва, центр! Мы с ним одного года, в одном месте выросли, даже родились рядом! Он нормальный, веселый мужчина. Умница, труженик. Мы с ним шутим. Все, что весело, – все неплохо. Плохо ерш пить по подъездам и перила в узел завязывать. Нет чтобы сказать: «Ребята, давайте скинемся на краску и подъезд покрасим»... Отец Дмитрий – человек прекрасный. Он серьезный, но мы с ним и шутим. Я каждый день слушаю его проповеди. Он прекрасный оратор. Я его как-то спрашиваю: «Что вы читаете, отец Дмитрий?» «Мамонова», – говорит. Шутит, конечно. У него большой дар проповедника.

– А духовник ваш как относится к вашим выступлениям?

– Отец Владимир? Нормально. Это работа. Главный вопрос: «Для чего?» Не «что ты делаешь», а «для чего»? Ножом можно резать хлеб, а можно – человека. Рок-музыкой можно воздвигнуть человека к любви и к радости, а псевдоправославием – утопить в мракобесии.

– Как это?

– Такие православные ведьмы есть, что не дай Бог! Придет человек первый раз в церковь, не знает, что когда кадят, нужно лицом поворачиваться, так она его так бортанет, что он больше и не придет. Все эти бабки – ужасные, преисполненные злобы. Но истина находится как раз там, где обитают эти бабки. И Господь своим пречистым телом находится там, где этот ужас. Весь этот сброд, которому некуда идти, – все эти наркоманы, алкоголики, бомжи, вздорные, одинокие, всеми брошенные бабки. И с ними – Бог. Вот что такое сегодня церковь Христова. Но мы увидели свет, и все к нему приползли на своих костылях. И Бог нас таких любит, а не успешных и благополучных.

– А богатых и успешных он не любит?

– Любит всех. Я вот сегодня в календарике вычитал: богатство, как гостя, надо с почтением принять и с почтением проводить.

– Я читала у оптинских монахов, что когда человек общается с образом, то он общается и с прообразом. А значит, играя наделенного властью убийцу, он может соприкоснуться с такой силой, о которой лучше и не говорить вслух… Вам было не страшно играть Иоанна Грозного?

– Ерунда все это. Мало ли кто живет в Оптине. Богу важен мотив, зачем я это делаю. А не что я делаю. Если я играю Ивана Грозного и стараюсь показать, как человека метёт от плюса к минусу, с колен на убийство, чтобы показать, какие мы все. То бегаем по церквам, то пьяные лежим. Дело в мотиве – зачем мы это делаем. Если «чувства добрые я лирой пробуждал», то я туда стучался.

– Вы дома такой же, как и на сцене?

– Милая моя, дух творит себе форму. Какой ты на сцене прыгаешь, такой ты и дома с женой сидишь. Никуда ты от самого себя не денешься. Блок сказал: «Литература – это образ жизни». Не может быть хороший писатель и паршивый человек. Надо делать себя. Путь один. На это уходит вся жизнь. И все к этому прилагается. Все время говори себе: «Зачем?» Вот зачем я даю вам интервью? Чтобы о себе поговорить? Нет. Может быть, кто-то что-то услышит.

Может, кто-нибудь задумается: «Вот я сегодня день прожил, кому-нибудь было хорошо? Не мне, любимому, а кому-то?» Если не было, то день прошел мимо. Потому что вечная жизнь есть. Это факт научный. И никуда ты от этого не денешься. Не думай, что 25 лет ты будешь торчать на героине, а потом уйдешь в прах. Нет, браток, не выйдет. В вечности замерзнешь с этой страстью. Эта жизнь нам дана на подготовку к экзамену, который придется сдавать. Жизнь очень быстро проходит. Если мы не готовы, если мы не умеем ни прощать, ни любить, ни слушать, то мы – мимо.

– Вы свои страсти победили?

– Куда мне!!! Я победил. Да! (Сардонически смеется). Как эти ваши монахи оптинские, которые про прообразы пишут. Или еще афонские монахи сейчас есть продвинутые. Вы сметану ешьте, где ложка стоит. А не кашу жидкую. Исаака Сирина, Лествичника читайте. А круче всего – Евангелие. Я читаю Исаака Сирина всю свою сознательную жизнь. Одну и ту же книжку. Эти люди мне объяснили, что Богу-то придется смотреть в глаза… Эти люди мне явили любовь. А любовь – она всесокрушающа.

– Когда началась у вас жизнь сознательная?

– Прилично... Лет в тридцать я пробудился.

– Извините, что не о Боге. Вы бы внука сводили на «Такси-блюз»?

– «Такси-блюз» – это Паша Лунгин. Кино – режиссерское дело. Мы, актеры, только пешки.

– Он говорил, что без вас он не снял бы ни «Такси», ни «Остров», ни «Царя».

– Павел меня любит. Павел способен слушать. Он – неуверенный. Он – робкий, что я чрезвычайно ценю в людях. «Я не люблю уверенности сытой». Это все убожество.

– Вы не боитесь, что вас обвинят в сумасшествии?

– Апостол Петр тоже был сумасшедший. И апостол Павел. Ну разве нормальный человек попросит: «Распните меня вниз головой?» Все люди, которые стараются жить по правде в этом мире, – все безумны. Потому что этот мир живет как: «Отпихни всех и оторви все бабки! И давай все купим!» Этот мир бредит наяву. У тебя двадцать миллиардов долларов. Отдай один миллиард – и закрой проблему сирот! Нет, не может, сидит.

А человеку, который говорил о Христе, голову отрубим. Так кто безумен?.. Христианство – это жертва ежечасная. Не можешь – не придуривайся. Так и скажи: «Я жену не люблю, детей не люблю, друзей не люблю, зато люблю ходить в храм и поклоны класть, и чтобы вокруг все были в юбочках-платочках». Это не вера, это дьявол. Чистой воды. А вера – это любовь. А любовь – это простить и выслушать. И каждый день самого себя бороть. Вот что такое вера. Тогда и накормите пятью хлебами город. И рыбы выловите столько, что сеть не уместит.

– Не жизнь, а чудеса.

– А жизнь христианина – это жизнь постоянных чудес.

– Когда вы только пришли к вере, стали исповедовать Христа, вам приходилось сталкиваться с непониманием людей? Сталкиваться с яростью, ненавистью к вере и к вам?

– Воевать приходится с собой. Не с людьми. Давайте на образах. Вот приехал в гостиницу, тебе горничная нагрубила. И что? Ты завтра уедешь. Будешь грубить ей в ответ? Образ понятен? Гостиница – это жизнь. Исповедую я Христа… Что за слова чепуховые. Я тонул. Просто тонул. Пропадал. Погибал. У меня был полный крах жизни. Я уперся рогом в сорок пять лет, когда у меня и бабки были, и слава, и дети, и жена хорошая. А жить мне стало незачем. Я стал искать. Я умный. И опять пошел к себе самому. К тому, который в четыре года встал – и ничего ему не надо. Ни водки, ни машины…

– У вас нет машины теперь?

– У меня три «Мерседеса». И дом я построил огромный. И что?

– Ничего. Хороший христианский уклад.

– Благочестие, соединенное с довольством, как сказал мой небесный покровитель апостол Петр. Мы же сегодня с вами прочитали в календарике про отношение к земному богатству. У меня был старый «Мерседес», я в нем все время ковырялся, что-то чинил, чинил, чинил, Отец смотрел на все это и сказал: «Ну хочешь – на, бери». И дал мне еще два. Один из них друг продал дешево, второй из Германии привезли. Но надо спокойно к этому относиться. Главное – чтобы сердце к этому не прилипало. Надо жить так, чтобы помнить, что в каждый момент все может кончиться.

– А гитар сколько?

– Две замечательных – «Гибсон» и «Фендер».

– А если бы можно было жизнь сначала начать, вы бы стали музыкой заниматься?

– Даже думать об этом нельзя! Это грех!

– Почему?

– Потому что «я с отвращением листаю жизнь свою, но строк позорных не смываю». Вот истинное христианство. А «если бы, да кабы» – это туфта все. Это дьявол все месит. Нету «бы» в жизни христианской! Живи, человек, как живешь! Я не хочу даже на эту тему думать. Это как в моей песне «Мне бы другую жену». Там в последнем куплете человек лежит в гробу и уже ничего не хочет изменить. Встреча будет очень нелицеприятная и будет с каждым из нас. Без всяких «бы».

– А вы выступали на Поклонной горе в день Крещения Руси бесплатно?

– Я бы спел и даром... Но есть спонсор какой-то, деньги дают. А не брать деньги – это грех, гордость. Дают – возьми спокойно. А потом можешь отдать кому хочешь. Господь нам отец, неужели ж он хочет, чтобы я лапу сосал?

– Вы телевизор не смотрите. Это тоже гордость?

– Нет. Это немощь. Я осуждать начинаю. Слабость. Вот мой любимый отец Дмитрий – он смотрит. Он в курсе всех дел. А я не могу. Я лучше своего любимого Жана Габена поставлю. Чтобы не искушаться.

Веста Боровикова, Новые Известия

Обсуждение статьи

Ваш комментарий

Уведомлять об ответах Отправить комментарий