Поэт Алесь Дубровский: «Христианство преисполнено смыслами»

- Кем вы сами себя ощущаете прежде всего – поэтом? публицистом? богословом?

- Названные Вами сферы моих интересов и деятельности (а сюда еще надо добавить занятия филологическими науками) не имеют каких-то непрозрачных границ. Особенно сейчас. Раньше было иначе: написание диссертации на несколько лет выбило меня из поэтического творчества, а увлечение богословием снизило интерес к художественной литературе. Но сегодня «вдруг» оказалось, что в результате каждая из этих сфер деятельности обогатила остальные.

До некоторого времени я думал, что в стихах нельзя выразить то, о чем я говорю в проповедях или в богословских статьях. Потом оказалось, что и в поэзии могут быть выражены все те же смыслы, но уже на ином языке – на языке художественного образа. Более того, нужно было несколько лет почти не писать стихов (между выходом первого и второго сборников поэзии прошло четырнадцать лет), заниматься теорией литературы (стиховедением) и богословием, чтобы затем лишь убедиться в том, что любая осмысленная деятельность дает плод: в результате сейчас я гораздо лучше понимаю, о чем писать и как писать.

Таким образом, я не могу сказать, что сегодня какой-то один вид творчества является для меня сугубо приоритетным. Наиболее сложно мне говорить о себе как о богослове. Я вижу, что со мной нередко вступают в спор люди, гораздо более сведущие в богословии. И я стал ловить себя на мысли, что иногда мне принципиально не хочется позиционировать себя как некоего профессионального богослова. Да и это вовсе не обязательно для того, чтобы проповедовать, писать, выражать свою обеспокоенность жизнью церкви, судьбой христианства.

Белорусский теолог-реформат Сымон Будный в XVI веке писал: «…нужно, чтобы у нас уже была свобода вести разговор о божественных делах не только ученым, но и простым людям, не только учителям, но и ученикам…» В церкви не может иметь лицензию на слово некий избранный клан…

– У вас два высших образования – светское и богословское, обладаете учёной степенью кандидата филологических наук. Есть ли что-то в светской системе образования, чего вам не хватало в образовании духовном? Богословское образование в евангельской среде в Беларуси и России находится на стадии формирования. Что на ваш взгляд необходимо перенять от уже сложившейся светской системы образования?

- Как это ни банально, богословское образование в евангельской среде на постсоветском пространстве просто не всегда дотягивает до некоего обычного уровня светских вузов. Но уровень не «перенимают». Уровень нарабатывается.

Для этого сейчас нужны годы и десятилетия. И, вероятно, нужно совершенно иное отношение к богословскому образованию, чем то, которое, к сожалению, все еще имеют многие служители церкви, руководители конфессий.

Разумеется, перенимать можно некие формы. В наших богословских учебных заведениях формы «по умолчанию» брались с Запада. Вот лишь один курьезный пример: когда я учился, а затем и преподавал в Теологическом институте, экзамены проводились исключительно в форме письменных тестов. Но для богословия это весьма странно. Когда я решил принять устный экзамен по риторике (!), студентами это было воспринято как неслыханное новшество.

Кроме того, с богословским образованием есть еще одна проблема (но это мое личное видение): где начинается фундаментализм – там кончается наука, где начинается наука – там кончается фундаментализм.

– Вы много писали о фундаментализме, как факторе, который, в определённой мере, тормозит развитие евангельских церквей в наших странах. Какие именно проявления фундаментализма наиболее негативно влияют на развитие?

- Поскольку мы говорим о развитии евангельской церкви, то я должен высказать следующую мысль: фундаментализм слаб именно в том, в чем он видит свою силу.

Евангельская церковь, естественно, акцентирует внимание на приоритете Писания. Фундаментализм на словах провозглашает верность Писанию. Но ведь адекватное изучение Писания невозможно при таких двух проблемах фундаментализма, как библиологический докетизм и иррационализм.

Первая проблема заключается в том, что фундаментализм в своей методологии игнорирует человеческую составляющую природы Писания (на словах фундаменталисты зачастую пытаются провозглашать, что Библия действительно имеет богочеловеческую природу, но конкретные примеры обращения фундаменталистов с библейскими текстами не подкрепляют этих словесных установок). А можно ли понять Божье, не поняв человеческого?

Кроме того, собственно научному изучению подлежит именно человеческая сторона Писания. Слово Божье здесь, на земле, это всегда воплощенное слово. Мы можем услышать слово Бога лишь в слове человека.

Вторая проблема – иррационализм, а попросту говоря, пренебрежение разумом, вполне ожидаемо будет негативно сказываться на развитии церквей. Жизнь духа – это жизнь разума. У нас же под духовностью понимается некий мистицизм. Я верю, что Христос призывал именно к разумному отношению к жизни. Грех этого мира, кроме всего прочего, это грех недумания, это грех обессмысливания. Христианство преисполнено смыслами, но эти смыслы никак не могут быть постигнуты на уровне эмоций. Так уж случилось, что смысл постигается разумом. Но если послушать, что говорится в наших церквах, то диву даешься: разум зачастую объявляется некой лишней, и даже демонической силой…

Еще пример: фундаменталисты уверены, что их сила – в этике. Ничего подобного! Я полагаю, что это весьма слабое место фундаментализма. Подлинно этическое сознание – это всегда умение разрешать проблемы, противоречия, но с черно-белым мышлением это невозможно. Этическое сознание – это не моральные штампы. Иисус вел себя весьма «аморально», если оценивать Его поведение в соответствии с шаблонами общественной морали того времени. В том-то и дело, что фундаментализм зачастую оказывается вполне солидарен с мирской моралью и слеп по отношению к подлинной евангельской этике.

– Почему крайние проявления фундаментализма в любом религии часто так привлекают многих?

- Это чрезвычайно интересный вопрос. Действительно, привлекают. Я могу лишь нащупать объяснение (хотя оно мне кажется очень правдоподобным). На мой взгляд, фундаментализм – это вариант религии, где лишним оказывается Бог. Это обожествление человеческой идеологии как таковой. А идеологический уровень сознания для человека важен.

В случае с фундаментализмом оказывается очень привлекательно сделать вполне самодостаточными, а заодно провозгласить «богоустановленными», такие аспекты идеологического уровня, как ощущение избранности, удовольствие от собственной правоты… Фундаментализм – это попытка имитировать веру.

В какой-то степени легче (хотя я плохо понимаю эту легкость) твердо держаться иррациональных установок, «непогрешимости», которая сама себя обосновывает, чем искать Бога. Здесь ключевое слово – искать. Фундаментализм явно ничего не ищет, потому что мыслит себя уже нашедшим. Вот эта иллюзия и привлекает. Привлекает иллюзия наличия ответов на все вопросы.

– Могли бы вы назвать три самые острые проблемы современного евангельского движения на постсоветском пространстве?

- В общем-то, для меня она одна – фундаментализм. Просто для меня все остальные из нее вытекают либо являются ее составляющими.

– Логично спросить и о достижениях, которых удалось добиться церквям за последние годы. Что радует?

- Радует то, что евангельские церкви есть. И есть церкви, евангельские не только по формальной конфессиональной принадлежности. Я говорю о церквах, которые всерьез задумались о своем месте в нашем обществе, задумались о своих собственных проблемах (потому что сам разговор о своих проблемах является сегодня для нас новшеством: мы не так давно начали об этом говорить).

Похоже, что церкви выходят из состояния маргинализации. Это тоже радует. И, кажется, мы начинаем преодолевать конфессиональный эксклюзивизм: сегодня, наконец, стало признаком дурного тона говорить о том, что «наша конфессия самая правильная». Понимание церкви как части Вселенской Церкви, понимание относительности любых конфессий и конфессиональных разделений – важный шаг вперед.

Михаил Неволин, Возвращение к Богу.