Андрей Кураев: «Патриарх Кирилл стоит перед серьезным выбором»

На блоге Кураева появилось очень много материалов, касающихся митрополита Тверского и Кашинского Виктора. Отец Андрей рвссказал как развивается ситуация

– Отец Андрей, вы чувствуете сейчас некий прессинг, давление? Сейчас, по прошествии двух месяцев с начала вашего «похода против голубого лобби», как вы оцениваете правильность выбранного пути – по своим моральным ощущениям?

– Если говорить о «погоде в доме», то все хорошо. Никаких мук совести, сомнений, бессонных ночей – этого и близко нет. Как и страха перед будущим. Внутри меня тихо. Мой близкий круг поддерживает меня. Что же касается реакции моего духовного сословия, то она вполне ожидаема: карьерно ориентированные люди «забывают» мой телефон или выступают с осуждениями. А простые священники солидарны. Я ощущаю, что многие и многие люди молятся обо мне – священники, монахи и миряне. Да и просто очень много звонков и писем с поддержкой.

Вот сейчас были Рождественские чтения, люди съехались со всей страны. Я шел на чтения с опаской: вдруг все начнут отворачиваться? Но в фойе нельзя было и шагу ступить свободно: люди вновь и вновь подходили со словами поддержки. Причем очень многие священники хотели фотографироваться со мной. Я их спрашиваю: «Отцы, у вас последствий не будет?» Они: «Ничего, мы не боимся». Так что попытка отца Всеволода Чаплина выставить меня одиноким сумасшедшим диссидентом не удалась. Если ему так утешительно считать, пусть считает. Но люди знают, что это не так.

– Всеволод Чаплин, как нам рассказывали, и сам признавал в частных беседах наличие поднятой вами проблемы.

– Мы встречались с о. Всеволодом не только за столом разных официальных комиссий, но и «за чашкой коньяка». Я прекрасно знаю его крайне презрительное отношение к гей-активистам в нашем епископате, к тем, кого он сейчас пышно называет «соборным голосом Церкви». Он гораздо более чем я информирован в этом вопросе. Поэтому позицию официальных спикеров патриархии я считаю весьма циничной. Они лучше меня знают ситуацию с качеством епископов, которых они сами продвигали и из которых годами раскладывали кадровый пасьянс.

Информации у них гораздо больше, и она более качественная, чем у меня, потому что данные о жизни епископов приходят к ним и из госслужб, и жалобы от людей поступают отнюдь не анонимные. Мне пеняют: «Ну что же это такое, почему отец Андрей нам не принес подписанные настоящими именами жалобы?» Но я знаю, что бывает с такими жалобами. Я видел, как совсем недавно именно патриархия продавила назначение в Молдову двух епископов с откровенно гомосексуальными репутациями, невзирая на протесты местного духовенства и митрополита.

– Сейчас мир становится прозрачным. Еще лет пять назад можно было агитировать за патриотизм, а отдыхать в Майями, «бороться» с гомосексуализмом, но самому быть причастным к этому греху. Сегодня все стороны жизни видны как на ладони. Чем это обернется для иерархов РПЦ?

– Совершенно верно, мы снова живем в большой деревне. Как это было в Древней Руси, когда и Москва и Тверь были большими деревнями, где все всё видели: кто к кому зашел, кто у кого ночевал, кто почем чего купил и у кого свининкой со двора в Великий пост пахнет. Все было на виду. Сегодня эта транспарентность появляется на новом уровне, мы поселяемся в стеклянном интернет-доме, и невозможно делать вид, будто можно без конца заметать мусор под коврик.

Патриарх Кирилл стоит сейчас перед серьезным выбором. Нетрудно обеспечить епископскому сословию локальный сиюминутный комфорт, пройдя мимо этой проблемы. Но этим сиюминутным решением закладывается бомба под будущее Православной церкви и будущее страны. Потому что притопленное дерьмо все равно однажды всплывет. Но у людей уже не будет таких розовых очков, как еще несколько месяцев назад. Будет памятна и нынешняя попытка замалчивания. Да и вообще нарастает усталость общества от нашего церковного лицемерия. В том числе и в элитах страны – не только среди простых граждан.

– Да, говорят, реакция тверского губернатора на информацию в вашем блоге о тверском митрополите Викторе была крайне негативной, по слухам, он сказал, что не хочет появляться с владыкой Виктором на общественных мероприятиях. А это значит, что ставится под угрозу сотрудничество государства и Церкви в социальных вопросах, вопросах восстановления храмов и т.д. Стоит ли рисковать такими серьезными вещами?

– Я тоже полагаю, что очень много факторов патриарху сейчас предстоит взвесить. Нет никакого сомнения, что патриарх Кирилл в курсе всей ситуации. Полагаю, что и упомянутые вами мои публикации кладутся ему на стол. Даже если считать, что он пребывал в полном неведении о том, что происходило в той же Тверской епархии, – сегодня это уже не так. Поэтому решение придется принимать. А отказ от решения – это тоже очень ясное решение, означающее, что во главу угла ставятся корпоративная солидарность и жесткая управляемость во что бы то ни стало, не считаясь ни с какими человеческими и репутационными потерями. В случае нереакции любая попытка Церкви обратиться к людям с моральной проповедью, увы, будет встречаться иронично: «И эти люди запрещают мне ковыряться пальцем в носу!»

Среди потерь – неизбежное падение уровня доверия и сотрудничества с органами государственной власти и бизнес-элитами. Уже сейчас, думаю, многие поостерегутся жертвовать Тверской епархии, решат, зачем давать деньги этим иерархам, ведь неизвестно, на что они их потратят и стоит ли появляться с ними в одной компании, и не осквернишься ли, поцеловав руку такому товарищу… Наверное, очень показательным будет в этом году конкурс в семинарии. Я ожидаю заметного падения.

– Вы находитесь на идеальном месте, чтобы поднять эту больную тему. Журналистов бы обвинили в клевете и политическом заказе, местных священников, если бы они вдруг рискнули бить в колокола, объявили бы сумасшедшими…

– Блез Паскаль как-то сказал: «Я доверяю только тем свидетелям, которые дали себе перерезать глотку». Что ж, пришла пора свидетельствовать и мне. К сожалению, о горьких вещах. И хотя за моими плечами уже несколько увольнений и тренд по моему выдавливанию из активной церковной жизни продолжится и впредь – вряд ли операция по принуждению меня к молчанию даст ожидаемый результат. По многим причинам я наиболее свободный священнослужитель в нашей Церкви. И если замолчу я – на молчание будут обречены и все остальные священники. А тотальный одобрямс я считаю вредным для общества и для Церкви. Поэтому и выбираю я не только за себя и не ради себя.

Почему я говорю, что на патриархе сегодня ответственность за судьбу Церкви на весь XXI век? Сейчас у власти еще находится поколение с «презумпцией виновности» перед православием, те люди, чья административно-политическая карьера началась в советские годы, и поэтому у них есть память о Церкви гонимой, несправедливо утесняемой – с выводимым отсюда нравственным императивом, что Церкви надо помогать. Но пройдет 20 лет, это поколение уйдет, и придет нынешнее «поколение Интернета», те, у кого нет комплекса вины перед Церковью, для которых православие – это одна из ветвей власти, сытая и безжалостно давящая своих оппонентов.

– Этакое «министерство духовности»…

– Да. Это люди, которые не слушают Аркадия Мамонтова или господина Киселева, они живут в блогах, и религиозная тематика долетает до них лишь в виде пены информационных скандалов. За последние два года у них сформировался мощный тормоз, который давит своей колодкой на возможное возникновение интереса к сути христианской веры. Вот эта вот череда скандалов, начиная от «Пусси Райт»…

– Да, я вижу, что люди, еще два года назад относившиеся к православию со спокойной доброжелательностью, стали агрессивны по отношению к христианству.

– И в этом отношении пятилетие нахождения у кормила Церкви патриарха Кирилла, вопреки официальным славословиям, показывает очень тревожные вещи. Люди из Церкви не уходят. Но резко, прямо на наших глазах, истончается слой возможных симпатизантов, тех людей, которые на культурном уровне отождествляли себя с православием, которые говорили о нем «наша Церковь», хотя в храмы еще не ходили и не молились. У них появились серьезные поводы для заморозки своего недвижения к Церкви. А в будущем такие люди встанут у руководства обществом. И тогда епископам и патриархам станет гораздо тяжелее вести диалог. И это станет восприниматься именно как наследие нынешних лет.

– Мне лично очень жалко наше «белое» духовенство. Я знаю в Твери многих талантливейших людей, пришедших в Церковь на волне духовного подъема конца 80-х – начала 90-х. Эти люди могли бы принести православию большую пользу, но вынуждены стать простыми требоисполнителями, сидеть по своим углам и не высовываться.

– Я знаю, каких священников патриархия понудила к молчанию за последние годы, и потому считаю, что ею сознательно взят курс на выдавливание из клира людей моего пути и моего поколения. Те, кому сейчас около 50, кто пришел в Церковь в 80-х годах в поисках смысла и свободы. Я говорю об интеллигенции, надевшей рясы. Вот этим людям сейчас тяжелее всего видеть происходящие перемены, курс на «сталинизацию» Церкви. Потому что о. Всеволод Чаплин – это сталинизация в чистом виде. С другой стороны, мы сами это допустили. Проблема не только в распоясавшихся иерархах.

Нас унижают ровно настолько, насколько мы сами – рядовые священники, миряне – это позволяем. Если они видят коллективный отпор, то идут на попятную. Наверное, мой уход из ряда «полуофициальных спикеров» патриархии был предопределен вне зависимости от этой «голубой истории».

Речь идет о стратегических переменах. Самое страшное, что произошло за последние годы, – это то, что Церковь обратилась к политтехнологическим манипуляциям. Началось с нагнетания избыточно массового ажиотажа вокруг Пояса Пресвятой Богородицы с откровенными официальными толкованиями: «Теперь вы видите, какая мы силища!»… Понимаете, мы живем в сложном мире, где разные вещи могут абсолютно по-разному прочитываться. Самый простой пример: и кошка виляет хвостом, и собака виляет хвостом, когда их гладят, – но если собака явно радуется, то кошка, когда виляет хвостом, находится на грани своего терпения. Второй пример: в начале XX века английские войска вошли в Тибет, и английский полковник пишет рапорт в Лондон: «Население встречало нас аплодисментами». Бедняжка не знал, что в традиционной буддистской культуре хлопают в ладоши, чтобы изгнать злых бесов.

Я к чему это говорю? Так и очереди, собранные к Поясу Богородицы или Дарам волхвов, на церковном языке могут означать смирение перед святыней. Но на языке политиков это, несомненно, демонстрация силы. Это показ властям, что мы народный институт, с нами надо считаться и наши просьбы надо воспринимать как требования. Это попытка подогрева реального народного чувства с помощью масс-медиа и использования его. Политтехнологии, изобретение нового жанра митинга-молебна – это знак нового, циничного отношения к людям. Такого не было. Понятно, что испокон веков появлялись разжиревшие пастыри, которые «стригли овечек», воспринимали паству как источник обогащения. Но внове – отношение к пастве как к митинговому «пушечному мясу».

– У католиков «церковь учимая и церковь учащая». А у нас, получается, мы, миряне, стали «церковью молчащей»…

– Одно из проявлений такого презрения к голосу Церкви – полное игнорирование мнения духовенства и народа при назначении епископов: «Мы лучше знаем, какого отца вам надо». Людям назначают «отцов». У меня в архиве есть потрясающее видео: в город приезжает вновь назначенный епископ и буквально на трапе самолета говорит, что, дескать, «рад, как отныне родная для меня земля встречает своего духовного отца». Поумерь амбиции, ты впервые видишь этих людей, многие из них гораздо старше тебя – что ж ты сразу им в отцы набиваешься?

Прежде назначения нового епископа почему бы не объявить сбор отзывов о нем в тех местах, где он сейчас служит? Например: «Внимание, Тверская епархия! Такой-то ваш клирик кажется подходящим кандидатом в епископы для Тьмутаракани… Что вы о нем скажете?»

– Вот у нас в Тверской области назначили было епископом Бежецким некоего Филарета. А потом отправили его служить куда-то в Сибирь, в новую епархию Канскую и Богучанскую.

– Да, я знаю эту историю и считаю ее крайне неприличной. Такого еще в истории не было: человек наречен епископом для одной епархии, и вдруг, безо всякого объяснения, его еще до посвящения в сан переводят на другую кафедру. Сегодня, пообщавшись с тверитянами, я понимаю, что это пример замечательного своего рода бунта, отчасти народного, отчасти аппаратного, потому что человек был уж больно запятнан в глазах знающих людей. Говорят, даже ФСБ руку приложило, чтобы не допустить его вступления в должности епископа на тверскую землю.

– Отец Андрей, прокомментируйте вышедшее на прошлой неделе заявление: что «православная общественность Твери» обратилась за разъяснениями по поводу ваших выступлений в Тверскую митрополию и тверской митрополит намеревается разбираться с вами в общецерковном суде? Какие перспективы могут быть у подобного разбирательства?

– Владыка Виктор лучше всех знает, что ни в какой суд он не обратится хотя бы по той причине, что там ему придется встретиться с хорошо знакомыми юношами, которые будут свидетельствовать против него. Отказ обвиненных епископов от исков, кстати, очень показателен: этим людям есть чего стыдиться. Я, кстати, чуть не пересекся с тверским митрополитом на Рождественских чтениях. Он было пошел в мою сторону, но потом резко свернул и удалился.

– А то, что Следственный комитет по Тверской области взялся расследовать данные, приведенные вами, – как вы расцениваете этот факт?

– Я не рад этому, так как считаю, что это путь к закрытию процесса: дела будут формально проведены и закрыты, чтобы сказать: «Вот видите, прокуратура ничего не нашла». Увы, без указания из Москвы региональные следопыты по привычке будут выгораживать людей из местной элиты. По крайней мере, на меня они не выходили.

eTver.